Обложка журнала "Пари-матч" анонсирует материал об исторических выборах и призывает купить этот выпуск для истории. На обложке следующего номера изображены президент с супругой, и подпись сообщает: "Настоящий праздник семьи". Другой журнал изображает Макрона со свеженазначенным премьером Филиппом. Лозунг гласит: "Франция, которую они собираются обрести".

На телевидении тоже сплошной Макрон и его команда, риторика выступающих скорее выспренная, чем информационная и тем более аналитическая. "Единение", "Сплоченность", "Гражданское общество", "Обновление", "Президентское большинство" (за последний термин Г. О. Павловский мог бы оттягать немалую сумму у французских плагиаторов). Еще одна особенность — титры под именем выступающего: "NN, друг Макрона", что даже вызывает неконтролируемые древнеримские ассоциации.

Можно, конечно, сказать, что все это — зависть жителя страны, знавшей только тысячелетнее рабство. Может быть, и зависть, но вот совершенно объективный факт: очень давно во Франции (да и не только) такого trop beaucoup не было.

В 2007 году президентом стал Саркози, в 2012 году — Олланд, и их избрание не сопровождалось такими поэмами экстаза. В 2002 году выборы, как и в 2017 году, проходили по модели "Не дай бог!" (вариант "Фашизм не пройдет!"), только вместо Марин Ле Пен был ее родитель Жан-Мари. Тогда действующий президент Ширак вообще набрал во втором туре 82% (против 66% у Макрона), но дальше все было тихо и мирно. Как, кстати, и на наших выборах 1996 года — Ельцин победил, вызвав либеральное "Уф-ф-ф!", но продолжительной бури ликования не наблюдалось.

Причем раньше успокоение после выборов вообще считалось важной особенностью буржуазной демократии. Ленин писал о том, что "трудящиеся раз в четыре года решают, какая именно группировка буржуазии будет их угнетать и обманывать", русский националист Шульгин так изображал процесс выборов: "Кричат, вопят, суетятся, поносят; ругаются и угрожают друг другу точь-в-точь, как на восточном базаре; а в конце концов, после всей этой суматохи, что делают? Подсчитывают записки, и кто получил записок больше, тот и объявляется победителем. Ему предоставляется право распоряжаться на несколько лет; и оставшиеся в меньшинстве покоряются".

Если оставшиеся в меньшинстве покоряются, тогда та группировка буржуазии, которая теперь будет угнетать и обманывать трудящихся, — зачем ей так кричать и суетиться? Ведь вопрос уже решен.

Дело в том, что и Ленин, и Шульгин при всей большой разности взглядов разумели под буржуазной демократией парламентскую республику — других тогда в Европе и не было. Собственно, и сейчас иные типы демократического устройства встречаются в совсем немногих странах.

Для парламентской республики успокоение после подсчета бюллетеней естественно. Выигравший формирует кабинет, проигравший утешает себя: "Ничего, поеду на следующем" — обычная политическая рутина.

Но именно в нынешней Франции это не так. Выборы президента — это всего лишь аванс. Важный, конечно, но впереди еще выборы в Национальное собрание — опять два тура, 11 и 18 июня, только по итогам которых будет окончательно ясно, получит Макрон carte blanche на обновление, сплоченность etc. или не получит.

А поскольку две прежние системообразующие партии голлистов и социалистов скорее мертвы, чем живы, и новая партия власти спешно созидается на коленке, отказ от трескучей политической риторики невозможен, ибо прошло только два тура выборов, а впереди еще два, и непредсказуемость весьма велика.

Поэтому бойцов информационно-промышленного комплекса рано распускать на отдых, и нескончаемые потоки патоки будут фонтанировать еще месяц.

Максим Соколов, РИА Новости